Волчонок прижался к ее ноге, тихо рыча, чувствуя исходящую от города концентрацию мощи. Офелия машинально опустила руку, чтобы успокоить его, но ее взгляд был прикован к зрелищу. Это был не просто город. Это была крепость, цитадель силы, живущая по своим, чуждым ей законам средневековья с императором, аристократией и четкой иерархией, где место определялось силой.

И именно в этот момент по центральной улице, разгоняя толпу, двинулся кортеж стражников в черных, шипастых доспехах. Они волокли за собой на массивной телеге огромную клетку, прутья которой были опутаны сияющими рунами подавления.

Внутри билось о них, оглушая округу яростным, полным боли ревом, существо, от которого у Офелии похолодела кровь.

Дракон.

Но не огненный, не водный и не ледяной. Его чешуя была глубже ночи, угольно-черной, поглощающей свет. Белые, без радужки, глаза с вертикальными кошачьими зрачками бешено метались по сторонам. Его крылья были не перепончатыми, а представляли собой страшный скелет из острых, похожих на кости спиц, обтянутых плотной кожей. А по бокам морды извивались длинные усы, похожие на сгустки черной молнии; там, где они касались прутьев клетки, с треском вспыхивали синие разряды, а в воздухе повисал странный, двойственный запах. Сладковатый и пьянящий, как аромат дорогого миндального печенья или цветущего олеандра, но с едкой, металлической ноткой, от которой першило в горле и щипало глаза — запах опасности, замаскированный под нектар.

Это был дракон демонической силы. Венец темной магии в плоти и крови.

Толпа вокруг либо шарахалась от клетки со страхом, либо бросала в нее гнилыми фруктами, носясь с криками: «Чудовище!», «Скорее бы эту тварь обезглавили!» .

Сердце Офелии неожиданно и сильно сжалось. Она не видела монстра. Она видела существо в отчаянии, загнанное в угол, отрицаемое всеми. Существо, чья природа была так же чужда этому миру, как и ее собственная. Их взгляды встретились — ее, полный внезапного понимания, и его, безумный от ярости и боли.

И в этот миг что-то щелкнуло. Его бешеное битье о клетку на мгновение прекратилось. Он затих, уткнув морду в прутья, и его жуткие белые глаза уставились прямо на нее. В них не было злобы. Была бездонная, древняя тоска и молчаливый вопрос. И тихий, едва уловимый зов, который отозвался эхом в самой глубине ее темной маны, заставив фиолетовую ауру вокруг нее вспыхнуть.

Они были родственными душами. Двумя ошибками, двумя изгоями в мире, который презирал их силу.

Кортеж скрылся за поворотом, направляясь, по-видимому, к зловещему замку. Но Офелия уже не видела улицы. Перед ее глазами все еще стоял образ плененного зверя.

Волчонок ткнулся мордой ей в ладонь, скуля, пытаясь вернуть ее к реальности. Она глубоко вздохнула, разжимая кулаки, которые сама не заметила, как сжала.

— Успокойся, малыш, — тихо прошептала она, гладя его по голове. Ее голос был тверд и решителен.

— Я знаю. Он тоже одинок. Он страдает.

Она посмотрела в сторону удаляющейся клетки, а затем на неприступный замок, где, вероятно, томилось это величественное создание.

— Ничего, — сказала она уже сама себе, и в ее глазах зажегся новый, стальной огонь, сменивший усталость.

— Я его приручу. Обязательно приручу.