Сгусток проклятой безысходности сжимал горло обитателя комнаты за стеной. Окна были плотно закрыты темными кусками ткани. Стены, неприветливые уставшие монолиты, источали лишь холод. На полу рассыпались книги о психиатрии и магии, словно карты лабиринта разума, в котором бродил юноша.

На старой панцирной кровати лежал он - тень своего прошлого, неоднократно подвергнутая насилию рассудка.

Под его кожей, тонкой и исцарапанной, бурлила жизнь: насекомые, созданные болезненным разумом, сперва карабкались по стенам, словно живые тени, почти осязаемые, но ускользающие от взгляда.

Их путь к нему: окунуться в теплые вены-реки, плыть по вязкому течению, цепляться лапками за проходящие нервы и сухожилия. Он видел их, ощущал их: скользящих, ползающих, стрекочущих.

Череда галлюцинаций, словно проклятие, наслаивалась на каждую клеточку его существования, заставляла возвращаться в собственный ад раз за разом.

Рывки глазных яблок от точки к точке хотели за что-то зацепиться и остановить их приближение. Они проникали сквозь поры, сквозь мельчайшие трещины. Насекомые, ползающие по плетеным узорам кожи, пришедшие из самых дальних уголков сознания.

Жалящие, кусающие, заставляющие кожу мгновенно покрываться леденящим потом. Это был вечный вальс, где он был партнером своих собственных кошмаров, и каждое движение лапок было шажком в простирающуюся бездну безумия.